Как будто прочитав ее мысли, а может быть, из-за страха, от которого остекленели ее глаза, француз посмотрел на нее по-другому.

— Некрасивая прическа, невзрачные черты, но изумительные глаза и фигура… très voluptueuse et érotique[8]. — Он протянул руку и грубо схватил ее за грудь. — Думаю, Ворон знал, что выбирает.

— Да, я знал.

Громкий, сильный голос Брента, прозвучавший с порога, поразил ее даже больше, чем француза. Но она не могла отвести глаз от мужчины, стоявшего рядом с ней, не могла пошевелиться, парализованная волной первобытного страха. Француз поглаживал ее грудь через платье, провоцируя ее и насмехаясь над ее мужем; потом он опустил руку на ее талию, крепко обхватил ее и повернулся к Бренту. В его глазах вспыхнула концентрированная ненависть.

— Что ж, mon ami[9], мы снова встретились.

Краем глаза Кэролайн заметила, что Брент невозмутимо сделал три шага вглубь теплицы, остановившись рядом с ближайшим из продолговатых столов, с невинным видом отодвинул несколько горшков с растениями и, подпрыгнув, уселся, не глядя на нее прямо, а сосредоточив выжидательный взгляд на французе.

Тот, напротив, перевел внимание на нее, подняв палец и нежно погладив ее щеку.

— Она маленькая и заурядная, Ворон. Не пойму, зачем ты на ней женился.

— Она очень хороша в постели. — Брент непринужденно отклонился назад, опираясь на ладони. — Что ты здесь делаешь, Филипп?

Ошарашенная Кэролайн медленно повернулась и посмотрела на мужа. Он был так спокоен, рассудителен, выдержан и как будто безразличен к ней и грозящей им опасности. Единственным признаком тревоги, каких-то эмоций на фоне апатии, которую он изображал, была крошечная капелька пота, соскользнувшая с его левой брови на скулу. Брент бежал к теплице, Кэролайн не сомневалась в этом, а сейчас с невозмутимым и спокойным видом отчаянно пытался спасти ей жизнь.

Француз притянул ее к себе, заломил ей руку за спину и вновь грубо схватил за грудь, заставив ее охнуть.

— Я пришел за тобой, mon ami, — любезно ответил он, с вызовом поглядывая на Кэролайн. — Но, полагаю, раз твоя жена такая соблазнительная, ею я тоже займусь.

У Кэролайн заколотилось сердце и округлились глаза. Она нервно сглотнула, чтобы удержать контроль над страхом, и продолжила неотрывно смотреть на мужа, который как будто и не замечал ее вовсе, а видел только мужчину, провокационно гладящего ее через нежный шелк дневного платья.

Выдержав невыносимо долгую паузу, Брент мрачно проговорил:

— Я так не думаю.

— Non?[10]Пользуешься моей женщиной, а свою попробовать не даешь? — Он усмехнулся. — Французы любят делиться своими дамами, Ворон. Я думал, ты это знаешь.

— Французы делятся своими шлюхами, Филипп, как ты делился своей, но англичане не делятся своими женами. — Он иронично повел бровью. — Я думал, ты это знаешь.

Взгляд Филиппа потемнел и стал угрожающим. Он убрал руку от груди Кэролайн и еще крепче сжал ее заломленное запястье.

— А ты англичанин, не так ли, лорд Уэймерт?

Медленно, слог за слогом, тот подтвердил:

— До мозга костей.

Случись этот разговор в другом месте и в другое время, при любых других обстоятельствах, Кэролайн могла бы рассмеяться. Они ругались, как дети, не поделившие солдатика или место для игры, но боль в руке убеждала ее, что это нешуточный спор. Само зло сгустилось вокруг них — Кэролайн чувствовала, как оно прорезает неподвижный, холодный воздух, — и это настоящее противостояние. Один из них наверняка умрет.

Кэролайн задрожала, и Филипп удовлетворенно заметил:

— Ты уже боишься меня?

В ее глазах блеснул вызов.

— Да, боюсь, — прошипела она холодным, срывающимся голосом. Храбро и толком не задумываясь о последствиях, она с презрением добавила: — Ты дикарь, животное. Неудивительно, что Кристин Дюмонт тебе отказала…

— Кэролайн!

Крик мужа донесся до нее сквозь громоподобный звук удара, раскатившегося по комнате, прежде чем она почувствовала жгучую боль от руки обозленного француза на своем лице. Кэролайн налетела на резервуар с водой и попыталась свободной рукой удержать равновесие, но, хотя внезапные действия Филиппа оглушили ее и заставили подчиниться, он схватил ее за волосы и ударил второй раз, да с такой силой, что она повалилась лицом на пол.

— Еще раз тронешь ее, Филипп, — осторожно, взвешивая каждое слово, пронизанное ненавистью, пригрозил Брент, — и я отрежу тебе яйца, засуну их тебе в горло и буду смотреть, как ты сдыхаешь от потери крови.

Француз снова усмехнулся и намеренно наступил на подол платья Кэролайн, чтобы не дать ей уползти. Дрожа и хватая ртом воздух, она попыталась подняться на четвереньки, силясь вытереть слезы боли и облизывая окровавленные губы. Кожа на лице горела, щека мучительно пульсировала, а череп раскалывался так, будто его били тупым предметом. Но как бы плохо и больно ей ни было, она собралась с силами и посмотрела на Брента.

В точности как раньше, он сидел на столе, откинувшись назад и опираясь на руки, спокойный и невозмутимый, будто ее вообще не было в теплице.

Внезапно он заговорил по-французски, и Кэролайн не разразилась испуганными всхлипываниями только потому, что изумилась, как неуловимо изменился его голос, мимика. С гордостью и в полнейшем недоумении она неотрывно смотрела на него. Брент не просто свободно говорил по-французски, как намекала ей Недда, он владел языком изящно, красноречиво, можно сказать, в совершенстве.

Брент почувствовал, что единственный способ отвлечь взимание Филиппа от своей жены — это быстро сменить предмет разговора, найти другую общую тему. И, честно говоря, ему хотелось переключиться на другой язык, ибо он решительно отказывался терять свою прекрасную, смелую Кэролайн просто потому, что она дала отпор и нанесла оскорбление профессиональному убийце. Какой бы умной и отважной она ни была, она плохо себе представляла, на что способен Филипп. А это, в свою очередь, делало ее хрупкой и беспомощной, не оставляя шансов выжить, если только он быстро не предпримет каких-нибудь действий. Брент надеялся, что, перестав понимать их разговор, Кэролайн будет держать язык за зубами.

— Ты по-прежнему не назвал причины, по которой пришел ко мне, Филипп, — спокойно заметил он, с трудом сдерживая кипящую ярость и леденящий душу страх и изо всех сил стараясь не смотреть на жену. — Я больше не представляю для тебя угрозы, а рисковать и возвращаться в Англию после падения императора кажется немного глупым даже для тебя.

Француз как ни в чем не бывало махнул рукой.

— Ватерлоо закончилось, мой друг, но нашей битве не будет конца, пока кто-то один из нас или мы оба не умрем. Ты знаешь это.